Сериал Белиссима (Бразилия) / Belíssima

Жулия Ассумпсао, несомненно, являлась не просто руководителем, а настоящим альтер эго знаменитого бренда "Белиссима". Этот дом нижнего белья, заслуживший колоссальную известность на мировой арене, фактически, был выстроен её неустанными усилиями и стратегическим видением. Несмотря на ослепительные коммерческие достижения и врожденную, нивелирующую все грани очарование, на плечах ее постоянно ощущался тяжкий груз невысказанных ожиданий, соседствующий с едва уловимым, лишенным всякого утешения одиночеством. Каждое возникновение затруднительной ситуации вызывало у нее особое, болезненное отношение. Бабушка Бия Фалкао, с непреклонным желанием использовать любую возможность для критики и оспаривания, создавала вокруг Жулии атмосферу всеобщего напряжения. Бия, воплощение непоколебимой преданности и неповторимого наследия, была той самой женщиной, которую когда-то почитали как воплощение моды – легендарной моделью, фундаментом и вдохновением для создания знаменитого бренда. Однако, трагическая авиакатастрофа, ворвавшаяся в их жизни, с жестокой несправедливостью унесло жизни Стеллы Ассумпсао и ее супруга, оставив Жулию и ее брата Педру в состоянии глубочайшей осироты. После этого события Бия взяла на себя обязанность заботиться о внуках, и со временем ее опека приобрела характер всепоглощающего, беспрекословного контроля. В самой глубине ее души, словно невидимый, но всепроникающий яд, затаилась глубокая, болезненная вина, прямо указывающая на Жулию как виновную в гибели родителей. Идея той роковой, проклятой поездки, по ее мнению, исходила от восьмилетней Стеллы – дочери, не видящей в себе ничего, кроме маленькой девочки, – и Бия, словно запертая в железной клетке, никак не могла отпустить эту трагическую мысль. Постоянные, навязчивые напоминания бабушки лишь усугубляли в Жулии чувство ответственности, не позволяя ей обрести покой, даже спустя годы, погружая в беспросветную пещеру сожалений и вины. Взрослая, успешная, и, по сути, воплощающаяся в жизнь ее амбиций, Жулия все еще существовала в зловещей тени утраты, не в силах освободиться от мучительных кошмаров прошлого, от неизбежного звука голоса, который, как она считала, был единственной хранительницей памяти о семье и не желающей отпускать ее в мир, где больше нет места заблуждения.